Странная все-таки вещь: Поэзия. Удивительная, прекрасная, но странная. Есть в ней что-то неуловимое, непостижимое, загадочное. Как в игре с закрытыми глазами, когда ничего не видишь, но почему-то поступаешь правильно. Или как в стихотворении о нищем слепце, проходящем сквозь стены...
Я услышал это стихотворение случайно по радио и, к сожалению, не запомнил его автора. Но само оно мне запомнилось. Вернее, запомнились последние строчки. Стихотворение было о нищем, о слепом нищем, растерянно блуждающем по улицам большого города. И наверное, оно могло бы послужить разве что поводом к размышлению о превратностях человеческой жизни, если бы автору не удалось каким-то образом подсмотреть, как по ночам
|
…Стонало и выло зверье, Когда проходил он сквозь стену, Глазами не видя ее. |
Вот так — ни больше, ни меньше! И попробуй пойми, кто здесь слепой: нищий, проходящий сквозь стены города, или город, не видящий этого и принимающий его за ничтожного слепца? Ведь, право, глупо же думать, что ему удалось пройти сквозь стену лишь потому, что он ее не видел! Попробуйте закрыть глаза и проделать тот же опыт — вряд ли у вас что-то получится. Наверное, для этого нужно что-то еще. Что? Увы, автор не спросил об этом того нищего. И наверное, правильно сделал: загадка есть загадка. И Поэзия — та же загадка. Мне и запомнился-то образ того нищего только потому, что есть в нем что-то общее с образом поэта. Они даже похожи друг на друга, удивительно похожи. Ведь поэт — тот же нищий: у него нет ничего, кроме своего дара, и именно этот дар позволяет ему быть выше любых стен. И это — не просто красивые слова, так же как и Поэзия — не просто сочинительство стихов удачным подбором рифмованных строчек. Поэзия — это, прежде всего, искусство хотя бы на время подняться выше повседневной обыденности и коснуться каких-то иных сфер бытия. Это действительно полет души, и во время этого полета возможны самые невероятные вещи...
Впрочем, лично я, наверное, относился бы к этим словам не более, как к красивым эпитетам, если бы с тех пор, как сам начал писать стихи, мне не пришлось бы столкнуться с рядом необычных случаев, невольно заставляющих по-другому взглянуть на поэтическое творчество…
Как-то раз весной 1994-го года (тогда я ещё только начал писать стихи) я где-то случайно услышал фразу о том, что душа должна постоянно трудиться. Мне эта мысль понравилась, и в голове тут же родились строки:
|
Не позволяй душе лениться, Душа обязана трудиться. |
Потом мне показалось, что здесь чего-то не хватает, и я добавил еще 2 строчки, в результате чего получилось:
| Не позволяй душе лениться — Зачем же свет в груди гасить? Душа обязана трудиться, Душа обязана творить! |
Эти строчки тогда мне ужасно понравились, я даже гордился ими. Но вскоре произошел случай, перевернувший всё с ног на голову. Всё также случайно я услышал по радио строчки почти моего четверостишия:
|
Не позволяй душе лениться! Чтоб воду в ступе не толочь. Душа обязана трудиться И день и ночь, и день и ночь! |
принадлежавшие, как оказалось, Николаю Заболоцкому, о котором я до этого вообще ничего не слышал, и не знал даже имени такого! Но что же это получалось? Случайное совпадение? Особая форма плагиата? Или?.. Тогда я в этом так и не разобрался, но зато ясно понял, что опубликовать мое четверостишие я нигде не смогу, так как специалисты меня тут же обвинят в плагиате. Так что с ним мне пришлось расстаться.
Но на этом история не закончилась. В последующем еще не раз повторялись подобные случаи, когда, знакомясь с каким-нибудь малоизвестным для меня поэтом, я обнаруживал у него строчки или сюжетные обороты, похожие на строчки одного из моих стихов; причем оказывалось, что это стихотворение было написано мной как раз незадолго до знакомства с этим поэтом, как бы предвосхищая это знакомство! Но теперь я уже не прятал эти строки. В истории известно немало случаев, когда одно и то же научное открытие делалось разными учеными независимо друг от друга, так почему же что-то подобное не может происходить в Поэзии? Ведь научное озарение и поэтическое творчество в чем-то схожи, и наверное, в них обоих возможны схожие необъяснимые явления и странности. Тем более что Поэзия допускает и еще более удивительные вещи. Например, прохождение сквозь пространство и время…
Однажды чудесным майским вечером того же года я лежал на балконе и, пребывая в столь же чудесном расположении духа, читал про себя «Люблю грозу в начале мая...» своего любимого Тютчева. И так, читая эти строчки, начал засыпать… И вдруг совершенно неожиданно мой полусонный рассудок, находясь где-то между сном и явью, в такт Тютчевским стихам выдал мне такое четверостишие:
|
Шуршат обои молчаливо, Часы счет времени ведут, А за окном темно и сыро. А на душе коты скребут. |
Конечно, я тут же заставил себя встать и записать эти удивительные строчки. Удивительным для меня было не то, каким образом они ко мне пришли (что ж, я-то хоть еще не совсем спал, а вот Менделеев, к примеру, вообще во сне открытие сделал). Удивительным было то, как мне могла прийти в голову такая четкая картина, не имевшая ничего общего с действительностью! Ведь у меня птицы в душе пели, а тут коты какие-то. Да еще и обои. Просто фантастика!
Но эта фантастика имела свое продолжение. Месяца через два дождливым летним вечером я сидел дома в полном одиночестве и скучал. За окном было пасмурно и сыро, на душе — скверно (не то что кошки, а прямо коты скребут), а вокруг такая давящая тишина, что можно ясно расслышать, как шуршат обои, поеживаясь от сырости и одиночества... Вот тогда-то я и вспомнил это четверостишие — и понял, что оно не чье-то чужое, каким-то невероятным образом залетевшее в мое полусонное сознание, как я тогда было подумал. Это были мои строчки, даже обороты были моими. Просто написать я их должен был не в тот майский вечер, но чуть позже. А в тот вечер, впав в какое-то полусонное состояние, я как бы обогнал время и начал писать стихотворение, которое должен был написать через 2 месяца!
Впрочем, я его и так написал (точнее, дописал) через 2 месяца, так что ничего сверхъестественного не произошло. Всего лишь небольшая аномалия. Но, видно, Поэзия склонная к таким аномалиям. И конечно, они еще не раз происходили, и еще не раз, находясь в неком пограничном состоянии, мое сознание ловило какие-то мысли, строчки и даже мелодии. Но ведь если каждый раз пытаться записать все это, то можно совсем лишиться сна! Так что я скоро привык и стал более малодушным, чаще предпочитая сон поэтическим странностям. Но все же один случай я просто не мог не запомнить.
Как-то я заболел, и мне было далеко не до стихов. Но в какой-то момент мне почему-то показалось, я как бы почувствовал, что кому-то другому тоже плохо, и даже хуже, чем мне. Я так ясно это ощутил, что совсем забыл о своей температуре. Я очень отчетливо чувствовал этого человека и даже смутно понимал причину его боли. И тогда я заговорил с ним. Заговорил стихами:
|
О друг, прошу, не надо плакать, Не надо дуться на судьбу. И в нашем доме будет праздник, Ты только верь в свою звезду. |
Вот так, валяясь в постели с высокой температурой, я непонятно отчего и для кого написал стихотворение «Алмаз». И странное дело: мне показалось, что мои слова дошли до кого-то, и кому-то стало легче. И мне тоже стало легче. Температура резко спала, болезнь стала быстро уходить, и очень скоро я совсем оправился от нее.
Такие вот чудеса! Выходит, Поэзия действительно способна на многое, и это не просто красивые слова. Возможность почувствовать чужую боль, чужую радость, возможность помочь кому-то сквозь пространство и время, сквозь сотни стен, отделяющих людей друг от друга — разве это не удивительно?! Вот вам и прохождение сквозь стены, вот вам и полет души!
Но и это еще далеко не все. Пожалуй, самое интересное в Поэзии — это само творчество, сам процесс рождения стиха. Это во многом похоже на игру, но игру с закрытыми глазами…
Многие полагают, что в поэтическом творчестве сначала рождается мысль, идея, тема стиха, а потом уже вокруг этой темы складываются слова и рифмованные строчки, раскрывая и углубляя ее. Да, порой так и бывает. Но чаще бывает как раз наоборот: идеи, темы, сюжеты вырисовываются потом, а сначала… Сначала приходит то, что называют вдохновением. Или Музой. Как у Ахматовой:
|
Когда я ночью жду ее прихода, Жизнь, кажется, висит на волоске. Что почести, что юность, что свобода Пред милой гостьей с дудочкой в руке? |
И вот, эта милая гостья приходит и, завязывая тебе глаза, уходит в иные миры. Вдаль… И начинается игра. Таинственная игра с закрытыми глазами. Игра, ибо главным образом это — игра воображения. С закрытыми глазами, ибо поначалу ничего не видно: ни замысла, ни контуров будущего творения, ни даже смысла и цели происходящего. Лишь неуловимая, непостижимая игра легких рифм, слов, строчек, чувств и ощущений, мимолетных видений, призрачных грез... Это загадочная головоломка, которую предстоит разгадать, это импровизация, это — творчество! И ты включаешься в эту игру, пытаясь найти, пытаясь угадать в этом головокружительном танце призрачных форм некий тайный смысл и высшую красоту, пытаясь собрать тот замысловатый узор, который всё смог бы объединить.
Но обычно это продолжается недолго. Обычно уже после первых найденных строчек повязка спадает, и ты начинаешь различать контуры будущего творения и понимать, что ты хочешь написать, и как хочешь написать. Начинается новый этап творчества, где меньше игры и фантазии, но больше работы, целенаправленной работы. Но иногда бывает так, что повязка не спадает очень долго. Порой она не спадает до самого конца, и всё произведение пишешь с закрытыми глазами...
И тут появляется еще одна загадка Поэзии: как можно с закрытыми глазами создать что-то не только непротиворечивое, но и полное глубокого внутреннего смысла и красоты? Это же все равно что слепому пройти сквозь стену (еще одно неожиданное сходство!). Но ведь именно так были написаны «Монолог», «Ангел» и даже целая сказка! А если с закрытыми глазами можно написать сказку, то почему бы таким же образом не получить ответ? Подобное подобным…
Да, так оно и вышло, и именно «Светлана или утренняя сказка», несмотря на внешнюю простоту и некоторую наивность, оказалась достаточно глубокой и помогла мне во многом разобраться. Она и началась-то очень необычно. Представьте, что вы просыпаетесь утром и как будто слышите слова: «Саша, привет! Вы меня помните?», хотя во всей квартире нет никого, кроме солнечного света, яркими столпами врывающегося в комнату через незашторенные окна! Не правда ли, просто сказочная ситуация? Но я-то уже знал, что настоящий поэт должен быть еще и немного сказочником, и поэтому сразу понял, что со мной разговаривает именно солнечный свет, как бы приглашая сыграть с ним в сказку. И я вдохновенно включился в эту игру, в результате которой через трое суток и появилась «Утренняя сказка».
Я писал её «вслепую», не понимая, не осознавая внутреннего смысла разворачивающихся в сказке событий (а они не «сочинялись», они именно разворачивались, прямо на моих глазах! я как бы придумывал эту сказку, играл в нее, а потом просто искал слова и рифмованные строчки, чтобы описать это всё стихами). Я не понимал, я лишь чувствовал, смутно догадывался, что в этой сказке есть какой-то незримый план и скрытый смысл (на то она и сказка). И лишь поставив последнюю точку, я вдруг понял её глубинный смысл, понял всё и сразу, почти мгновенно! Я понял даже то, что по-другому не смог бы её написать, «с открытыми глазами». По-другому вообще трудно написать что-то необычное. Ведь именно блеск всего того, к чему мы привыкли и чем мы дорожим, мешает нам увидеть что-то другое, главное. Об этом писал еще Экзюпери в «Маленьком принце»: «Главное то, чего не увидишь глазами».
Вот почему там, в «Утренней сказке», во время вальса среди звезд я не смог увидеть того, что мне хотела показать Светлана. Я не понял ее слов («Не говорите! Не говорите же!»), я не понял ее взгляда («Взгляд в никуда, взгляд во вселенную»), я не понял ее слез и решил, что она плачет из-за того, что не видит красоты звезд, которыми я дорожил и которые хотел подарить ей. Я решил, что она слепая. Ведь как часто встретив человека, не обращающего внимания на всё то, что нам дорого, и смотрящего как бы сквозь нас, мы принимаем его за слепца! Как часто взгляд, направленный во вселенную, мы принимаем за слепой… Но кто же действительно слеп: тот, кто видит лишь блеск красивых предметов, или тот, кто не обращает на них никакого внимания, ибо видит что-то другое? Ведь взгляд в никуда можно понять не только как слепой, но и как видящий то, чего не видишь ты, — и потому направленный туда, где, по-твоему, ничего нет! Всё зависит от того, как посмотреть на это. Но если ты сам слеп, то и свет для тебя будет тьмой. И речь тут идет вовсе не о физической слепоте и не о солнечном свете (неслучайно в конце сказки я вижу другой свет, не солнечный — утренний)! Ведь кроме физического зрения есть еще и другое, и порой даже с закрытыми глазами можно увидеть то, чего не видел раньше с открытыми. Так что страшна не физическая слепота. Ведь глазами все равно главного не увидишь — для этого нужно немного души и воображения. Как сказал солнечный свет,
|
Вы же поэт! Что ж вы не знаете: видеть меня можно без зрения, были б душа и вдохновение. |
Душа и вдохновение — вот и все, что нужно, чтобы проходить сквозь стены, сквозь пространство и время, писать стихи с закрытыми глазами и многое, многое другое!.. К сожалению, в нас еще много духовной слепости. Мы привыкли видеть лишь то, что хотим видеть. Так проще, это снимает многие вопросы, это ограничивает, но и уменьшает ответственность. В результате мы замыкаемся в своем маленьком искусственном мире, ограждаясь стеной от всего остального. А потом мы привыкаем к этому, это становится обыденностью, и вскоре мы перестаем даже подозревать, что кроме нее есть что-то еще. Но ведь есть, есть иная даль и иной свет (не только солнечный)! И есть душа. Ее можно не замечать, на нее можно не обращать внимания, но она есть. И порой достаточно всего лишь закрыть глаза и немного помолчать, чтобы понять это...
Впрочем, глаза тут ни при чем. Пожалуйста, играй с открытыми глазами, если тебе не мешает блеск красивых предметов. Только пусть эта игра будет чистой и честной, как у детей. И тогда, я уверен, никакие стены нам будут ни по чем!
